Июньский дождь: он самый главный

После небывалой засухи 2010 года нынче пришло лето с дождями как по заказу: от посева до налива зерна. Потом, когда забеспокоились, что созревание может затянуться, в августе дождь остановился, и стало припекать. Боялись ранних заморозков в конце августа, а их не было до конца сентября. Несомненно, небесная канцелярия работала на юбилейный год так, как бывает только раз в 100 лет. По крайней мере, за 75 лет наблюдений на метеостанции в Шортанды такого удачного расклада метеоусловий за период вегетации пшеницы еще не видали. 

Климат меняется

Метеостанция в Шортанды начала наблюдения за погодой с 1936 года. Первый период охватывает 21 год – с 1937 по 1957 сельскохозяйственный год, и он отличается низким годовым количеством осадков (260 мм). Особенно заметны малоснежные зимы. Второй период охватывает 32 года – с 1958 по 1989 год. В этот период увеличение выпадения осадков наблюдалось во все месяцы, в особенности зимой. В сумме за год количество осадков поднялось на 101 мм и достигло уровня 361 мм. Третий период длится с 1990 года по настоящее время.

   Сейчас наблюдается сокращение годового выпадения осадков в среднем на 35 мм, то есть практически в каждом месяце года, за исключением июня и июля, осадки уменьшились равномерно в среднем на 3 мм. Однако это пока не сказывается отрицательно на урожайности, так все как решает не столько годовая сумма осадков, а их распределение по месяцам года. Это еще раз подтвердилось в 2010/11 сельскохозяйственном году.

Температурный режим воздуха отмечается постоянным потеплением, темп которого усиливается. За первый период в 21 год среднегодовая температура воздуха составила 1,3 оС. Во втором периоде за 32 года она поднялась до 1,6оС. Небольшое потепление отмечалось во все месяцы, кроме осенних (август – октябрь). В третьем периоде темп нарастания температуры воздуха усилился в 4 раза, то есть за 21 год температура воздуха поднялась на 0,9 оС, наиболее сильно за счет зимних месяцев. В целом за 74 года температура воздуха поднялась на 1,2 оС и достигла 2,5 оС. Потепление климата пока не оказало отрицательного влияния на формирование урожайности, так как оно в основном затронуло зимний период (ноябрь – март), умеренное потепление отмечено в октябре и апреле, небольшое потепление – в мае и июне, а в июле, августе и сентябре температура воздуха даже немного опустилась.

Один из самых высокоурожайных годов за всю историю складывался весьма непросто. Начало 2010/11 сельскохозяйственного года было обычным для северного региона страны: осенью выпало от 40 до 70 мм осадков за три месяца. Неожиданным было то, что больше осадков выпало в районе Караганды – более 60 мм, а также в Павлодаре и Есиле – около 60 мм. Необычным было также то, что самой сухой была осень в зоне обыкновенных черноземов, то есть в районе Карабалыка и Северо-Казахстанской опытной станции (СКОС) – по 41 мм. В Леонидовке (Степно-Ишимская опытная станция) и в Шортанды за эти три месяца выпало 51–53 мм, что на 20 мм меньше нормы, то есть средней многолетней суммы осадков. Итак, год начался загадочно – больше дождей в зоне сухой степи и меньше дождей в зоне умеренно-влажной степи.

Интрига продолжала закручиваться зимой, которая выдалась холодной и малоснежной, но не везде. Главным сюрпризом стало минимальное количество снега в Шортанды – всего 30 мм при норме 48 мм. На 10 мм больше выпало снега в районе Павлодара, СКОС и Есиле, на 20 мм больше выпало снега в районе Караганды и Карабалыка. Но самой снежной оказалась зима в Леонидовке, где за три месяца выпало 78 мм осадков. Значит при общем недостатке снега, нельзя говорить, что всем не повезло.

После снежного февраля в Леонидовке всю весну стояла дождливая погода, а в конце мая ливни обрушились на Есиль и СКОС. В этой полосе за три месяца выпало порядка 120–130 мм осадков. В два раза меньше осадков было в районе Шортанды, Караганды и Карабалыка, и еще меньше в районе Павлодара. Таким образом, ко времени посева определилась большая дифференциация по увлажнению почвы. Полоса от Есиля через Леонидовку до СКОС имела отличные условия, в районе Караганды условия для увлажнения почвы также были хорошими, а самая неблагоприятная ситуация сложилась в Карабалыке, Шортанды и Павлодаре.

Для Павлодара это было обычное явление, и лето там и в этом году было, как обычно, засушливое. Во всех остальных точках наблюдений летняя погода отличалась выпадением дождей в оптимальном режиме – в пределах 160–180 мм за три месяца. Вновь отличился Есиль, где за этот период в сумме выпало 262 мм осадков. Летние дожди, начавшиеся в июне, а кое-где и в мае, обеспечили высокую урожайность всех полевых культур. Обычно у нас в июне стоит засуха, а ливневые дожди начинаются в июле. Если этот максимум осадков смещается на вторую половину июля, то нередко пользы от него для урожая немного.

В целом по количеству осадков за сельскохозяйственный год в порядке убывания опытные учреждения расположились в не совсем привычном порядке: Есиль (486 мм) и Леонидовка (412 мм), СКОС (386 мм) и Караганда (352 мм), Карабалык (323 мм) и Шортанды (301 мм), Павлодар (259 мм). Все стало бы на свои места, если бы поменять Есиль с Карабалыком, а Караганду с Шортанды. Кто знает, а может, это также часть изменения климата. Как было показано выше, в целом за последний период, начавшийся в 1990 году, сумма осадков в Шортанды уменьшилась на 35 мм, и этот год не был исключением. Напомню, что в острозасушливом 2010 году самое меньшее количество летних дождей в северном регионе страны было отмечено также на Шортандинской метеостанции. В этом году общий недостаток осадков не отразился на урожайности зерновых культур благодаря хорошим дождям в июне и июле.

Кстати, у нас часто говорят, что условия в Казахстане и в провинциях прерий Канады идентичны. Нет спора, что сходств немало по сумме осадков, но именно распределение осадков в наших регионах имеет существенные отличия. 

В этом году у нас был канадский сценарий распределения летних дождей. Там выпадает больше дождей в мае и июне, а суше в июле и августе. Именно этот сценарий и вывел нашу страну в этом году на небывалый урожай зерна. Это надо помнить, анализируя свои результаты и рассуждая о канадских особенностях технологии выращивания зерновых, зернобобовых, масличных и кормовых культур. Если изменение климата, о котором говорит весь мир, выведет наш регион на вариант климата канадских  прерий, то пора строить больше элеваторов, расширять закрома страны и прокладывать пути за три моря.

При анализе полученных результатов многие фермеры строят свою политику, ориентируясь на последний год, потому что это самые свежие впечатления. Но надо не забывать, что очень часто засушливые годы чередуются с влажными годами, и такие выводы скорее мешают, чем помогают. Поэтому надо делать анализ прошедшего года и сравнивать его с уроками предыдущих лет. Во-вторых, не стоит делать прямого переноса чужих выводов на свои поля. Проверить на своих полях – это другое дело.

Сеять или паровать?

Этот вопрос стоит перед каждым фермером каждую весну. И решает каждый по-своему, исходя из собственных убеждений и собственного опыта. Вопрос этот далеко не такой простой, как кажется. Раньше было проще – отдай 20% пашни под пары и живи спокойно. И отдавали, правда, в основном на бумаге, в отчетах, чтобы не получать замечаний и упреков. А на деле, по моим прикидкам, в советское время под чистыми парами гуляло около 10% пашни. На остальных 10% земля, числившаяся как пары, засевалась чаще всего ячменем и называлась занятым паром. Этот ячмень убирали на зеленый корм, на сено, на монокорм и даже на зерно. Я думаю, что это была правильная практика, так как земля давала нужную продукцию. А для статистики приходилось давать нужную отчетность. Но у нас всегда было много всякого вранья, да и сейчас его особо не убавляется.

Те, кто стоят за пары горой, утверждают, что берут с паров вдвое больше, чем с других полей. А те, кто уже отказался от паров, говорят, что иногда на парах даже ниже урожайность, чем после гороха или рапса. И те, и другие могут быть правы. Если пары были хорошо ухоженные и удобренные, а остальным предшественникам пшеницы не уделялось такой заботы, то может быть удвоение урожая. А если пары обрабатывались два-три раза за лето и не удобрялись, то по сравнению с посевом после любого другого предшественника, на котором было сделано снегозадержание, правильно построена система борьбы с сорняками и внесены удобрения, урожайность пшеницы на стерне может быть и выше, чем после пара. Это давно доказал Канат Акшалов в НПЦЗХ им. А. И. Бараева, и он продолжает демонстрировать эти делянки уже четверть века.

Сколько оставить пара или что посеять, решает каждый в своем хозяйстве, но главная причина того, что я выступаю против чистого пара, это вопрос деградации почвы. Нет ни одного современного ученого, кто не согласен с этим. Но есть немало ученых, которые, прекрасно зная об этом, выступают за расширение площади паров, отводя им треть пашни.

Например, профессор Челябинской государственной агроинженерной академии Е. И. Шиятый (2011), работавший в Шортанды с 1961 по 1997 год, недавно высказал мысль о том, что, говоря об успехах и победах зернового производства на севере Казахстана, «почему-то забывают о «саперах», готовивших эти победы, то есть о почвоведах и землеустроителях, работавших в институте «Целингипрозем» и его филиалах.  «Они осуществляли землеустройство, основываясь на существовавших в те годы представлениях в области земледелия, почвоведения и смежных наук» - пишет Е.Шиятый. «Позже, в 80-е годы, после обширного применения плоскорезной обработки и стерневых посевов стали видны по ложбинам и водотокам, вовлеченным в пашню, следы ускоренной водной эрозии почв». После этого «сотрудниками Института зернового хозяйства совместно со специалистами «Целингипрозем» были проведены обширные исследования по изучению особенностей водной эрозии почв в степных условиях и разработаны меры их предупреждения». «Была разработана «Инструкция по внутрихозяйственному землеустройству колхозов, совхозов и других сельскохозяйственных и агропромышленных предприятий Казахской ССР», которая предусматривала ряд новых положений по совершенствованию мер защиты почв как от ветровой, так и водной эрозии почв».

Получается, что «саперы» вместе с консультантами из института зернового хозяйства сначала довели пашню до масштабной водной эрозии, а только потом, когда образовались овраги, стали разрабатывать новые инструкции и рекомендации, чтобы совершенствовать меры по защите почв от ветровой и водной эрозии. Кстати, первые овраги на территории бывшего института зернового хозяйства (ныне НПЦЗХ им. А. И. Бараева) образовались после перехода на кулисные пары в полосах еще в 1970 году. Потом эти овраги стали изучать и фотографировать. Е. И. Шиятый признает, что «на парах водотоки и ложбины интенсивно эродируют», что хорошо видно на его фотографиях. И дальше приводит рекомендацию: «Единственная эффективная мера защиты таких участков – выведение их из пашни, залужение многолетними травами и сохранение в нетронутом виде». Правильно, конечно, что тут делать, когда овраг в рост человека.

Поражает то, что при всем этом Е. И. Шиятый остается самым убежденным из известных сторонников трехпольных зернопаровых севооборотов. Он предлагает: «В азиатском регионе РФ вместо почти 12 млн. га ежегодных посевов яровой пшеницы можно занимать всего 8 млн. га, а остальные 4 млн. га ежегодно паровать, осуществляя, как минимум 4–5 механических культиваций в течение лета для уничтожения сорняков» (Шиятый, 2000).

Правда, в новой статье он чуть смягчил свою позицию, написав, что «основой производства в степных регионах Казахстана и России являются короткопольные зернопаровые севообороты с удельным весом пара от 16 до 33%». И сразу вслед за этим он продолжает: «На паровом поле существует ежегодно самая высокая опасность как ветровой, так и водной эрозии почв. И введение частной собственности на землю не только не улучшило защиту почв от эрозии, но в ряде случаев ведет к усилению процессов деградации почв». Вот такие рекомендации «саперов» и приводят к деградации земли, в результате чего, как гласит приведенная Е. И. Шиятым народная мудрость, «обманутая земля перестает рожать».

Четверть века я выступаю против широко разрекламированной в свое время теории о том, что основой степного земледелия является чистый пар. Именно этот коронный прием системы земледелия, которую ее авторы в свое время назвали почвозащитной, изуродовал нашу землю оврагами. Не надо об этом забывать, надо постоянно напоминать всем о тех, кто сбил с толку агрономов и землеустроителей, кто  и сегодня утверждает, что треть пашни надо оставлять под чистый пар.

Я не говорю, что пора вообще запретить парование, полностью исключить его из земледелия, хотя это было бы наилучшим решением для почвы, а значит, и для людей. Но нельзя ставить этот чистый пар как обязательную часть севооборота. Его можно допускать с оговорками, в порядке исключения, для решения каких-то конкретных проблем. Например, мне понятна позиция по этому вопросу Сергея Кожанова (2011), руководителя крестьянского хозяйства в Кулундинской сухой степи, работающего недалеко от границы России с Казахстаном. Он пропускает поля через пар, чтобы очистить их от сорняков, таких как молочай лозный и осоты, перед введением поля в севооборот, который начинается с подсолнечника, главной культуры хозяйства. Ему не нужен пар как обязательное звено севооборота, из-за того что «с паром больше затрат». Не обходит он и деликатные моменты, то есть для получения крупного подсолнечника сеет подсолнечник после пара. Но Кожанов также в своем интервью заметил, что «применяя химию, можно уйти от паров вообще, чтобы не подвергать почву эрозии». Это довольно независимая позиция, имея в виду, что алтайские и омские ученые пока не выступают против пара.

Помню, как лет 6–7 назад, когда известный казахстанский ученый в области земледелия Галым Кудайбергенов решил заняться предпринимательством и взял землю, то на разговоры о земледелии без пара он отвечал: «Дайте срок, я взял в основном заброшенные земли, мне нужны пары, чтобы поля почистить и выровнять, а там посмотрим». И действительно, три года назад он прекратил парование на всей площади около 70 тысяч гектаров. В это же время прекратили издеваться над землей Николай Луценко («Дружба» в СКО) и Куаныш Ракишев («Енбек» в Акмолинской области). Кстати, Шиятый опубликовал старый фотоснимок оврага в этом хозяйстве, когда оно называлось совхоз «Трудовой». Поэтому Ракишев и прекратил паровать эту землю, чтобы не увеличивать овраги. Наверное, таких хозяйств уже больше, я сказал только о тех, кого лично знаю, у кого сам видел все поля без паров.

Многие хозяева держат немного паров для решения отдельных агрономических проблем. Например, известный в северном регионе Александр Кобзев («Янтарь-98» в СКО) держит пары для посева элиты твердой пшеницы, другие сеют на парах рапс. Правда, в прошлом году весной отмечались случаи выдувания семян рапса с паровых полей и засекания всходов рапса, а в этом году были случаи вымокания таких посевов. Но в принципе, если отдельные хозяйства используют небольшие площади под пары, не допуская эрозии, то в этом нет большого зла.

Как известно, любая новая идея, если она действительно новая, проходит три этапа: «этого не может быть», «в этом что-то есть» и «а как же иначе». В нашем случае с чистыми парами в северном регионе страны первый этап пройден за 10–15 лет и остался в прошлом веке, второй этап длится уже десяток лет, но уже есть признаки начала третьего этапа. Уже сейчас есть агрономы, крестьяне и директора зерновых компаний, которые спокойно говорят: «А зачем мне лишние затраты, зачем разводить эрозию, зачем терять землю?» Мне думается, что третий этап также займет лет десять.

Не только крестьяне, но и ученые меняют свои мнения. Например, челябинский ученый Е. И. Шиятый, выступая за трехпольный севооборот в Северном Казахстане, ссылается на авторитетного костанайского ученого В. И. Двуреченского. Однако позиция Костанайского института по этим вопросам давно изменилась после освоения нулевой технологии обработки почвы. По данным за 5 лет (2004–2008 гг.), снижение урожайности второй и третьей культуры после пара было всего 11 и 9% соответственно (Двуреченский, 2009). Следовательно, полностью подтвердилось высказанное мной еще в 1988 году положение о том, что при оптимальной технологии возделывания урожайность яровой пшеницы не снижается с удалением чистого пара.

Если сеять, то что?

До 2009 года у большинства зерновиков не было больших колебаний, мол, сей больше пшеницы – и будешь в дамках. Хотя о диверсификации ученые НПЦЗХ им. А. И. Бараева начали говорить еще в прошлом веке, пробовать на вкус рапс и подсолнечник, горох и нут отваживались немногие, дескать, «от добра добра не ищут». Но пришел 2009 год с высоким урожаем и низким качеством зерна пшеницы – и цены полетели вниз. Это был первый звонок. Правда, не все поняли, что дело было не столько в нашем большом валовом сборе зерна, сколько в том, что в это же время в пять раз больше зерна было у нашего северного соседа, имеющего выходы в моря и океаны. На следующий год случилась засуха, от которой пострадали наши посевы пшеницы, но еще больше урона засуха нанесла европейской части России. Поэтому вновь взлетели вверх цены, и нам открылись пути на международные рынки зерна. Это навело многих на мысль о том, что все стало на свои места и теперь с пшеницей не будет никаких проблем. Но в этом году повторилась история 2009 года: много зерна и низкие цены, да и продать зерно некому.

Те, кто раньше других серьезно взялся за диверсификацию, уже знает, что делать. Они даже знают, что сеять и кому продать. Сейчас даже многим непонятно, как это они не могли раньше догадаться, что масличные культуры – это самые выгодные культуры.

Для засушливых районов больше подходит подсолнечник, для влажных районов – рапс. Более пластичен лен, который выдерживает лучше засуху, чем рапс. Эти культуры занимают уже немалые площади, и если получать уверенно урожайность даже вдвое ниже пшеницы, то прибыль гарантирована. А главное – нет таких перепадов в ценах и экспортных возможностях. Когда я говорил о рапсе в прошлом веке, то это не воспринималось, считалось, что это не наша культура. Да и сейчас немало людей придерживаются этого же мнения. Это дело не столько вкуса, сколько понимания технологии возделывания новых культур. Наш народ привык к простой технологии выращивания яровой пшеницы и также относится к другим культурам.

Небольшая деталь, если посеять пшеницу на любую глубину, даже глубже десяти сантиметров, то она все равно вылезет из почвы, пожелтеет, но вылезет, да еще и даст урожай. За это ее любят агрономы, но такой подход к масличным культурам грозит полной потерей урожая. Также сложнее вопросы защиты растений и уборки. Но есть уже примеры получения урожайности рапса по 30 центнеров с гектара. Значит, культура эта наша, но характер у нее более капризный. Лен – культура более простая. Но у нее также есть свои особенности. Например, есть проблемы с льняной соломой, поэтому проиграли те, кто оставил его уборку на конец сезона, когда погода вконец испортилась.

Подсолнечник хорошо идет в ВКО и в Павлодарской области, но его площади растут и в Акмолинской области, и в СКО, значит, есть прибыль, иначе сейчас никого не убедишь разговорами о диверсификации. Вначале было отторжение, говорили, что, мол, мы – хлебная держава и нам нечего возиться со всякой мелочью типа рапса и льна. Теперь такой разговор воспринимается просто как непонимание работы в рыночной экономике.

Зернобобовые культуры также пошли в рост, хотя площади еще не впечатляют. Однако весной последних двух лет за семенами гороха и нута уже охотились. Пока результаты, как и следовало ожидать, в полоску: есть удачи и неудачи. Думаю, что одна из главных проблем связана с необходимостью обработки семян нитрагином для стимулирования фиксации клубеньковыми бактериями азота из воздуха. Площади гороха и нута уже достаточно большие, и это надо ставить на промышленную основу. Иначе полного эффекта от зернобобовых культур пока не получается. С сорняками сложнее бороться. Есть немало случаев повреждения посевов гороха при опрыскивании соседних полей пшеницы. Но и на этом уровне зернобобовые культуры идут легко взамен чистого пара. А главное деньги хорошие дают за них.

Кормовые культуры – еще одна возможность замены чистого пара, с помощью которых можно решать вопросы сохранения почвы и укрепления кормовой базы, которая с ускорением развития животноводства снова входит в свои права. Надо возвратиться на новом, более высоком уровне к кукурузе, сеять бобово-злаковые смеси, суданскую траву и другие культуры.

Да и такие культуры, как ячмень и овес, просо и гречиха, рыжик и чечевица, могут занять свое место и приносить прибыль хозяину земли. Главно – хватит засевать всю землю от края и до края пшеницей в ожидании высоких наград, скорее надо снимать с себя пшеничный «мундир» – кончилось веселое время, кончилось двадцать лет назад.

Обрабатывать почву совсем не надо или как?

В последние годы набирает оборот теория о полном отказе от обработки почвы, вроде того, что все ученые были круглые дураки, и спор столько лет о том, чем и на какую глубину обрабатывать почву, разрешился очень просто – а ее вообще не надо трогать. Считается, что к нам эта теория пришла из развитых капиталистических стран. Но теория безотвальной обработки почвы Терентия Мальцева, получившая широкое одобрение в 1954 году, по существу вела к этому. Он отказался от вспашки плугом и считал, что почву надо рыхлить, не нарушая ее строения, сохраняя корни однолетних растений в нетронутых плотных слоях почвы. Если бы у Мальцева были сегодняшние гербициды и технические возможности, то вполне вероятно, что он свободно мог выйти на нулевую технологию. Правда, курганский полевод плохо относился к гербицидам и этот шанс мог и упустить.

Другой агроном  Прокофий  Золотарев из Ростовской области в 1966 году пытался выступить в порядке дискуссии по докладу академика А. И. Бараева во Дворце целинников (ныне Конгресс-холл) на сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина. Я говорю, пытался, так как ему не дали говорить с трибуны участники сессии, которых было более тысячи человек. А не дали говорить потому, что он начал свое выступление со слов: «Вот тут идет дискуссия о том, как почву обрабатывать – отвальным плугом или безотвальным, а я считаю, что ее вообще не надо обрабатывать, задача – просто заделать семена в почву с минимальным нарушением верхнего ее слоя». Эти его слова привели зал в бурный восторг, сменившийся бурными аплодисментами, и Золотарев вынужден был уйти с трибуны.

В конце семидесятых годов прошлого века костанайский агроном колхоза имени Карла Маркса Ф. Лаукарт приехал в институт зернового хозяйства к П. П. Колмакову и рассказал, что он давно не обрабатывает почву, то есть он тогда уже применял минимальную обработку почвы. У Колмакова в то время над этой проблемой работал успешно его аспирант А. М. Нестеренко. Но у них в то время не было машин для прямого посева, иначе нулевая технология нашла бы свое место в системе обработки почвы.

Через 35 лет после выступления Золотарева технологию прямого посева привезли к нам ученые ФАО и международного центра СИММИТ. И с того времени эта технология постепенно стала набирать обороты. А если разобраться, то эта технология и есть реализация идеи ростовского агронома, которого участники сессии ВАСХНИЛ даже не стали слушать.

Вся проблема науки в том, что воспринять бредовые идеи никто не готов. Огромные ГСКБ по противоэрозионной технике в Целинограде (Астане) работали, чтобы копировать модели канадских культиваторов и сеялок, но для технической реализации свих новых идей никогда не было денег. Другое дело, когда идея апробирована за великим рубежом. Так и нулевые технологии пришли на нашу землю с американской, канадской, немецкой и австралийской техникой.

Я думаю, что сегодня делать далеко идущие выводы о том, что система ноу-тилл – это и есть рациональное решение проблемы обработки почвы для всех почв мира, еще нет достаточных данных. Ее широко применяют только в странах Латинской Америки, немалые площади она завоевала в Австралии, Канаде и в США. Но ее нет в странах ЕС, хотя их нельзя упрекнуть в неведении или в отсутствии желания. Главные разработчики философии нулевых технологий часто говорят о том, что главная проблема у тех, кто не согласен, в их менталитете, консерватизме и нежелании принять новую концепцию. В этом есть доля правды, но я бы не стал так говорить, например, о европейцах. Я помню, что еще в семидесятых годах прошлого века вышла книга немецкого профессора Канта, называвшаяся «Земледелие без плуга», но тем не менее плуг не ушел с немецких полей до сих пор.

В нашей стране широко развернуты исследования по нулевым технологиям во всех научно-исследовательских учреждениях системы «КазАгроИнновация». Одними из пионеров этого направления стали Карагандинский НИИРС, НПЦЗХ им. А. И. Бараева и Костанайский НИИСХ. Позднее к разработке этой проблемы подключились и другие институты и опытные станции. Наиболее устойчивые положительные результаты получаются в Костанае, где почвы имеют легкий механический состав, нет проблемы переуплотнения и в этой связи нет проблемы стока талых вод ранней весной. В НПЦЗХ им. А. И. Бараева почвы тяжелого механического состава, и результаты зависят от условий впитывания влаги в почву, которая в некоторые годы затрудняется при уплотнении почвы. В большинстве других точек результаты, скорее, в пользу минимальных обработок почвы, а не перехода на вечный нуль, чего требуют идеологи ноу-тилл.

В целом философия ноу-тилл абсолютно правильная, так как направлена на сохранение природы. В Канаде, например, поощряют переход на ноу-тилл путем учета динамики сохранения углерода в почвах каждой фермы для соответствующей компенсации. Наверное, и другие придут к этому. Но надо иметь в виду, что в каждом регионе есть своеобразие природных условий, которое влияет на эффективность тех или иных приемов земледелия. Было время, когда у нас везде пахали немецкими плугами, потом пытались везде внедрить канадские плоскорезы, теперь взялись за аргентинские и австралийские нулевые технологии. Не надо торопиться делать окончательные выводы. Хотя изменение климата идет, но у нас еще далеко не тропики, и мы пока придаем первостепенное значение накоплению снега на полях и соответственно впитыванию талых вод в почву. Для нас это, по существу, ключевой вопрос, о котором в Аргентине или Бразилии не могут знать, так как там бомжи вымирают, когда раз в десять лет выпадает снег. На мой взгляд, возможны всякие варианты минимальных и нулевых технологий. При этом у нас зачастую, применяя минимальные или сокращенные технологии, представляют их как нулевые. Если говорить словами великого Абая – «аят, хадис емес қой», то есть система ноу-тилл – это не аят и не хадис, чтобы ее считать священной.