Рекордный урожай зерновых в Казахстане в 2011 году потребовал и кардинальных мер по решению проблем, связанных с его размещением и сбытом. И немалая роль по решению этих вопросов легла на Продкорпорацию, которая призвана выполнять роль стабилизатора зернового рынка страны. Мы встретились с председателем правления компании Бейбитханом Кабдрахмановым, чтобы задать вопросы наших читателей и выяснить, какова сегодня ситуация на зерновом рынке республики.
– Бейбитхан Оразханович, расскажите, какие меры были предприняты для сохранения нынешнего рекордного урожая?
– В этом году были приняты беспрецедентные, а самое главное своевременные меры. В последнее время мы очень часто берем за аналогию 2009 год, когда страна собрала рекордные 20 миллионов тонн зерна. Тогда тоже меры принимались, но они были запоздалыми. Поэтому они не дали того эффекта, которого от них ожидали.
В текущем году мы уже летом вышли с предложением в Правительство, и 22 августа было принято решение переместить 500 тысяч тонн зерна в элеваторы других регионов, чтобы освободить под новый урожай зерна элеваторы зерносеющих областей. Также было принято решение о закупе 5 миллионов тонн по цене 25 тысяч тенге, когда на свободном рынке цена за одну тонну не превышала 15–16 тысяч тенге. Это очень большая поддержка для крестьян.
Следующим шагом стало решение увеличить закуп еще на 3 миллиона тонн. В итоге Продкорпорация закупит 8 миллионов тонн из урожая 2011 года. Деньги из бюджета на перемещение зерна из зерносеющих в другие регионы республики уже выделены и используются.
– Сколько зерна было перемещено из зерносеющих в другие регионы?
– Программой предусматривалось перемещение 500 тысяч тонн зерна в элеваторы незерносеющих регионов республики – западных, восточных и южных. Все 500 тысяч тонн зерна с сентября по ноябрь текущего года мы уже переместили. Из 5 миллионов, о покупке которых было объявлено в августе, уже закуплено порядка 4 миллионов тонн (это данные на 8 декабря 2011 года). В ближайшие месяц-два мы выкупим оставшийся миллион тонн зерна. И параллельно будем закупать еще 3 миллиона по цене 16 500 тенге.
– Эти 3 миллиона – коммерческий закуп?
– Это все коммерческий закуп, его нельзя делить. Это поддержка аграриев – одна из форм субсидий – интервенционная закупка. Главной задачей этой закупочной операции является стабилизация цен на пшеницу на внутреннем рынке страны.
– Они будут закупаться в строго определенные сроки?
– Никаких ограничений по срокам нет. Мы будем закупать по мере необходимости. С 1 декабря мы уже начали закупать зерно по этой цене. Кто хочет может продавать, но единственное условие – мы покупаем лишь у производителей, а не у перекупщиков.
– Но цена меньшая…
– Я объясню, почему она меньше. В данном дополнительном закупе мы никого не заставляем, т. е. если сельхозпроизводители захотят нам сдать – тогда, пожалуйста, мы купим, не захотят – мы заставлять никого не будем. Эта мера поддержки сельхозпроизводителей. Вспомним урожай 2009 года, когда цена на зерно за период с января по май 2010 года упала до 10 тысяч тенге. И устанавливая данную цену, мы предвосхищаем события. Еесли этого не сделать, то есть опасение что цена может снизиться и до 12 тысяч тенге, потому что зерна в стране очень много и оно вывозиться медленными темпами.
Установив нижнюю планку, мы дали сигнал трейдерам и рынку, что если кто-то хочет продать по этой цене, пожалуйста, мы купим.
После Нового года крестьяне начинают готовиться к новой посевной кампании – закупают семена, готовят технику, соответственно, на все это им нужны будут деньги. И именно в этот момент появляются трейдеры-перекупщики и скупают у них все зерно по сниженной цене, так как крестьянам необходимы средства. Чтобы этого не допустить, мы им предоставляем возможность выбора – продавать нам или по неадекватной цене трейдерам.
Получается, что, выкупив 5 миллионов, мы всем закрыли себестоимость зерна, потому что в этом году она была порядка 80 долларов за тонну, учитывая высокую урожайность. В среднем мы выкупили по 400 килограмм с гектара. В итоге крестьяне получили по 10 тысяч тенге на гектар. Это позволило возместить им все затраты. Все остальное – это уже их прибыль.
– Как перемещение отразилось на себестоимости зерна?
– Из государственного бюджета на эти цели нам было выделено 1,7 миллиарда тенге. Исходя из этого, себестоимость перевезенной пшеницы не выросла. К тому же мы перевозили нашу пшеницу не только в южные, но и в западные регионы, и зерно стало ближе к экспортным коридорам – Черному морю.
– Как Вы думаете, удастся закупить планируемые 3 миллиона?
– Пока сложно сказать, но уже сейчас у нас есть заявки на миллион тонн. Я думаю, что мы закупим и остальную часть, так как зерна в стране много.
Элеваторов хватает
– Многие говорили, что до двух миллионов тонн зерна остается на открытых площадках, но складывается впечатление, что элеваторных мощностей в стране вполне достаточно, это так?
– Согласно данным Минсельхоза и «КазАгро», в стране лишь малое количество элеваторов заполнено на 100%. В Акмолинской области заполнены только 11 элеваторов из 32, в Костанайской – 16 из 31. В Актюбинской, Алматинской, Восточно-Казахстанской, Жамбылской и Западно-Казахстанской областях вообще нет ни одного элеватора, заполненного на полный объем хранения.
В Казахстане работают 223 лицензированных элеватора, общая емкость которых составляет 13,5 миллиона тонн. Также есть нелицензированные ХПП, которые могут хранить 8,9 миллиона тонн пшеницы. Их общая емкость составляет порядка 22,5 миллиона тонн. К тому же есть мельницы, имеющие свои склады, на которых можно хранить от полутора до двух миллионов тонн. Сейчас многие крестьяне на зерновых токах начинают ставить сушильные агрегаты, которые позволяют сразу же сушить зерно и паковать его в мешки. Поэтому необходимость в элеваторе минимальна, так как там высушенное зерно может лежать до весны, пока его не продадут. Это позволяет исключить затраты на хранение на элеваторах.
Для мелких сельхозпроизводителей это очень удобно. Такое оборудование стоит порядка 33–35 миллионов тенге, но окупается за три-четыре года. Но я думаю, что где-то потери все-таки будут, но они минимальны. Тем более что за три месяца – сентябрь, октябрь и ноябрь – на экспорт было вывезено, в том числе и в виде муки, порядка 2,5–2,7 миллиона тонн.
– Премьер-министр РК Карим Масимов осенью как-то говорил о том, что в связи с большим урожаем временно зерно можно оставить на полях из-за отсутствия хранилищ…
– Нельзя сказать, что зерно вырастили и не убрали. Да, где-то на местах были определенные проблемы с хранением убранного зерна, но ведь за 60 лет страна впервые получила урожай почти в 30 миллионов тонн. Как вы знаете, зерно с поля сначала поступает на зерноток, где проходит первичную обработку и очистку. Потом на элеватор. Как правило, зернотока находятся очень близко к полю и являются частной собственностью крестьян. В момент, когда премьер-министр заявлял об этом, весь урожай уже был собран и находился на элеваторах, а часть оставалась на токах. В тот момент просто не хватало техники для перевозки зерна с токов на элеваторы. Когда говорим «оставить на поле», мы подразумеваем «оставить зерно именно на токах из-за временной загруженности элеваторов».
Давайте вспомним советское время. Тогда Казахстан сеял около 30 миллионов гектаров. Но элеваторных мощностей по сравнению с нынешним временем было меньше. А производство пшеницы было достаточным. И тогда весь объем собранного урожая было невозможно хранить на элеваторах, а хранили именно на токах. И ничего страшного с зерном не происходило. Так что с зерном до весны следующего года ничего не случится.
– Какое количество зерна уйдет на экспорт в декабре?
– По нашим прогнозам, в декабре только в виде зерна на экспорт уйдет порядка одного миллиона тонн и еще 300–400 тысяч тонн в виде муки.
Проблема № 1
– Как решается проблема дефицита зерновозов, возникающая из года в год? Ранее было заявлено о том, что зерновозы из России должны поступить в ноябре, потом в декабре?
– На самом деле это стандартная ситуация. Россия, как один из крупных экспортеров зерна в мире, прежде всего заинтересована в экспорте собственной продукции. В этом году урожай зерновых у нашего северного соседа составил 93 миллиона тонн. Если учитывать что в прошлом году россияне запретили экспорт, у них должны остаться переходящие запасы. И поскольку целый год не было экспорта зерновых, крестьяне несли убытки и сейчас стараются наверстать упущенное. Исходя из этого, нет смысла обвинять Россию в том, что она намеренно не дает нам зерновозы, перекрывая экспорт.
Правительство РФ уже неоднократно заявляло о том, что экспортный потенциал составляет порядка 23–25 миллионов тонн. На сегодняшний день они уже экспортировали порядка 15 миллионов. А в течение предстоящих двух месяцев экспортируют оставшийся объем. Подобная ситуация повторяется каждый урожайный год – Казахстан ждет до февраля, пока освободятся российские зерновозы и порты.
Поэтому нашей стране необходимо наращивать количество собственных зерновозов. Порты можно арендовать, можно выйти на украинские, грузинские или прибалтийские порты. Но из-за отсутствия зерновозов мы не имеем возможностей довезти зерно до них. Поэтому сейчас рассматривается вопрос в Правительстве о закупке необходимого количества зерновозов – это порядка пяти тысяч хопперов (у нас сейчас имеется 5,2 тысячи). Это мера необходимая и неизбежная, потому что со времен развала Союза зерновозы не обновлялись и новые не приобретались.
Если бы в данное время наш парк зерновозов полностью удовлетворял наши потребности, мы бы нашли куда вывезти зерно. Я считаю, что решение данного вопроса займет определенное время, так как процесс производства зерновозов требует немалых сроков. Казахстан не сможет закупать более тысячи зерновозов в год. Потому что мы ориентированы на зерновозы украинского и российского производства, а в этих странах заводы не производят большого количества вагонов, так как их выпуск ограничен. Поэтому должна быть программа закупок, рассчитанная, как минимум, на пять лет.
Куда везти?
– Давно уже обсуждается китайское направление экспорта нашего зерна. Как сейчас обстоят дела с ним, а также с экспортом в Иран?
– Китай – очень сложное направление. Во-первых, необходимо понимать, что это крупная держава, любящая стабильность. А в нашей стране если один год урожайный, то другой в точности наоборот, и мы не сможем предоставить им эту стабильность. Китай привык заключать долгосрочные контракты.
Во-вторых, в данном случае возникает та же проблема, о которой я говорил выше, – дефицит зерновозов. Даже если договоримся с Китаем, из-за нехватки зерновозов вывезти большое количество зерна мы не сможем.
Сейчас наше зерно востребовано на Черном море, так как у него привлекательная цена, в связи с тем что государство возмещает затраты экспортерам в размере 40 долларов за тонну. Цена там в данное время составляет 240 долларов, 40 долларов возмещает Правительство, получается 280, затраты на перевозку, оплату НДС, погрузку составляют в среднем 100–105 долларов. В итоге крестьяне получают порядка 25 тысяч тенге при экспорте в этом направлении.
Что касается Ирана, то это направление очень перспективное, у него большой потенциал. Но опять же, мы сталкиваемся с нехваткой зерновозов. Кроме того, сейчас достаточно большое количество зерна и муки экспортируется в сторону Афганистана и Узбекистана, и это все проходит по одной ветке – через Сары-Агаш. Поэтому данное направление загружено, через него невозможно экспортировать большие объемы в Иран.
У нас также есть каспийское направление – через морской порт в городе Актау. Таким образом, мы можем вывозить зерно в Северный Иран морским транспортом, и они готовы брать у нас, потому что мы для них традиционный рынок импорта. Но перевалочные возможности актауского порта ограничены – 50 тысяч тонн в месяц, т. е. 600–700 тысяч в год. Сейчас мы планируем увеличить его мощность. Уже в Иране и Баку (Азербайджан) построили терминалы, в каждом из которых доля нашего участия составляет 50%. Они уже могут принимать наше зерно. И когда мощность морского порта в городе Актау будет увеличена в два раза, он станет очень перспективным и экономически выгодным направлением для наших экспортеров зерна.
– Резюмируя последние несколько вопросов, можно сказать, что основная проблема инфраструктурная?
– Нет, необходимая инфраструктура практически создана, осталось лишь закупить зерновозы. Но вагоны тоже непросто купить. Сейчас ведется много разговоров о том, что, учитывая нынешний высокий спрос на зерно, можно заработать и купить зерновозы. Но все забывают, что этот спрос сезонный. Кроме того, урожайным бывает не каждый год, да и конъюнктура на мировом рынке складывается совершенно по-разному. Так что покупка вагонов – долгий и сложный процесс. И здесь без помощи государства не обойтись.
– В Европе и США в этом году был не очень высокий урожай. В связи с этим могут ли после Нового года открыться новые рынки сбыта для казахстанского зерна? Есть ли уже какие-то контракты?
– Контрактов очень много. Во-первых, в этом году потребность наших южных соседей по сравнению с прошлым годом возросла. Только в первые три месяца они импортировали достаточно большие объемы.
К примеру, Узбекистан за прошлый год купил 200 тысяч тонн зерна. А в текущем году только за сентябрь и октябрь они купили столько же. Помимо этого Узбекистан у нас берет еще и муку.
Квотировать или объединять?
– Эксперты предлагают, чтобы не возникало конкуренции при экспорте зерна между Россией, Украиной и Казахстаном, ввести квоты на экспорт, как это сделано в Евросоюзе. Как Вы оцениваете данное предложение?
– Пока у нас нет такого органа, который бы мог эти вопросы координировать в рамках Таможенного союза, тем более что Украина в него не входит. Я думаю, что смысла в квотировании нет.
– А как Вы относитесь к периодически высказываемым предложениям о создании зернового пула?
– Теоретически это правильно, но сложно реализуемо с практической точки зрения. Потому что непонятно, кто это будет координировать. Сейчас внутри каждой страны есть свой «зерновой комитет». В Казахстане Продкорпорация выполняет функцию единого зернового оператора. Но вопросы по поводу объединения и квотирования весьма сложные.
Своя правда
– Каким Вы видите будущее зернового бизнеса, учитывая, что потребности в зерне в мире будут расти? Кроме того, Минсельхоз давно призывает аграриев к диверсификации, но во многих зерновых хозяйствах считают, что они должны заниматься тем, что умеют лучше всего, а именно выращивать зерно. Какова Ваша позиция в этом вопросе?
– Как только у зерновиков возникают проблемы, они тут же начинают обвинять государство в том, что оно не обеспечивает их необходимой инфраструктурой, хранением и т. д. Давайте представим себе такую ситуацию: человек занимается не зерновым бизнесом, а, к примеру, продажей пряников. Он знает хорошо этот бизнес, но однажды закупает большую партию и не может продать ее в магазины. Ведь он не идет к государству и не требует помощи. А элеваторы – те же магазины, они тоже частные. И хотя по Закону «О зерне» они обязаны принимать зерно, но по большому счету они могут отказать. Потому что почти 90% элеваторов в стране в частных руках.
Чем с этой точки зрения отличается зерновой бизнес? Зачем выращивать столько зерна, если его невозможно потом хранить или реализовать?
Исходя из этого и планируется отменить субсидирование производства пшеницы с 2013 года. И это считаю правильно. Помимо пшеницы нужно высевать и другие культуры – кормовые, масличные и т. д. Минсельхоз сейчас очень активно занимается этим вопросом.
– Но есть и другая правда: в ауле живет крестьянин, у которого небольшой клочок земли, и он в силу разных причин не может заниматься другими культурами или развивать животноводство. Пшеница для него единственная возможность заработать…
– Но мы в данном случае говорим не о них, а о тех аграриях, которые имеют большие земельные наделы – от 20 тысяч гектаров и выше.
– Создание крупных компаний по производству зерна в конце 90-х годов было правильным решением?
– Практика показывает, что это было верное решение. Потому что крупные компании имеют доступ к банковским кредитным ресурсам, они могут отстаивать свои интересы в Правительстве. Было бы намного хуже, если бы все компании были мелкими.
– За первое полугодие 2010 года прибыль Продкорпорации составила 2,8 миллиарда тенге. За аналогичный период текущего года компания понесла 2,7 миллиарда убытков. Как Вы можете это объяснить? Что мешает столь крупному рыночному игроку, имеющему все необходимые преференции и практически неограниченный доступ к государственным финансовым ресурсам, быть прибыльной и преуспевающей компанией?
– Во-первых, наша задача – не гоняться за прибылью, а заниматься регулированием зернового рынка Казахстана. Мы где-то можем сработать в минус, чтобы поддержать крестьян, а где-то в прибыль. Это зависит от ситуации на рынке, указаний, постановлений, запрета на экспорт, от цен на мировых биржах и внутри Казахстана, от цен на хлеб, муку и т. д. Мы можем пойти на убытки, допустим, чтобы не допустить роста цен на муку и хлеб. Все, наверное, помнят прошлый год, когда цены на зерно внутри страны подскочили до 50 000 тенге за тонну. Соответственно были опасения, что цены на хлеб в связи с ростом цен на пшеницу закономерно возрастут. И тогда был подписан меморандум с акиматами областей, городов Астаны и Алматы о недопущении повышения цен на хлеб и хлебобулочные изделия внутри страны. В соответствии с данным меморандумом акиматам областей и городов Астаны и Алматы из закромов Продкорпорации отпускалась пшеница по фиксированной цене – 26 500 тенге за тонну. Хотя тогда на внутреннем рынке цена за одну тонну пшеницы была порядка 50–55 тысяч тенге. Мы тогда сработали себе в убыток, но не допустили повышения цен на хлеб и хлебобулочные изделия в стране. Как видите, факторов, влияющих на нашу доходность, очень много. Во-вторых, мы не терпим убытков. Наоборот мы получаем большую прибыль. Просто это вопросы финансовой отчетности. Вот мы сейчас закупаем почти 8 миллионов тонн зерна для поддержки сельхозтоваропроизводителей, чтобы они имели возможность сбыть выращенное зерно, так как многие из них, в том числе мелкие и средние, не имеют возможности реализовать выращенную продукцию на экспорт. Наш закуп для них большая поддержка. В связи с этим закупом мы понесли определенные убытки, которые были зафиксированы в финансовой отчетности. В начале следующего года мы реализуем закупленное зерно. То есть, по сути, прибыль от продажи будет включена в отчет следующего финансового года. Так что говорить, что мы находимся в убытке, определенно ошибочно. В любом случае мы выйдем в плюс.