Наука и хлебное поле

(Продолжение. Начало см. «Аграрный сектор» №1, 2)

О пользе «бесполезных» научных поисков

В производственном быту привыкли теорией называть научные рекомендации, описанные в учебниках и других изданиях, даже если эти рекомендации посвящены самым практическим вопросам. Здесь же пойдёт речь о таких направлениях в научных исследованиях, которые в прикладном значении, т.е. для производства, никаких рекомендаций не вырабатывают.

Главной движущей силой теоретических исследований следует признать любознательность, от которой подчас нет никаких прогнозов дальнейшего возможного применения полученных результатов на пользу людям. Невольно, по простым житейским понятиям, возникает вопрос о том, нужна ли такая наука вообще? Ведь прикладные направления в науке, это в той или иной мере источник нашего хлеба насущного. Тогда как теоретические исследования, всего лишь наука для науки, источник умственных упражнений для людей, оторванных от жизненных реалий. Подобные понятия о приоритете прикладных наук и направлений исследований неоднократно высказывались в печати.

Вот что сказано в книге академика Т.Д.Лысенко «Агробиология» (изд.1952 г.) стр. 579: «Наука же, которая не даёт практике ясной перспективы, силы, ориентировки и уверенности в достижении практических целей, недостойна, называться наукой».

Газета «Правда» от 9 мая 1969г. писала: «Наступило время, когда категория оплаты и условия труда должны стать гибким и действенным средством стимулирования. При этом будет правильно и справедливо установить более высокую категорию для тех лабораторий, отделов, кафедр, отдельных учёных, которые обеспечивают решение самых актуальных проблем и крупную отдачу». И это написал профессор….

О том, что наше сельское хозяйство является самым передовым во всём мире, где только не писалось и не говорилось, начиная от учебников и кончая газетами. Но в более поздние годы, когда были обнародованы статистические данные, открылись отнюдь невесёлые показатели.

В «Литературной газете» от 23 июня 1971г. сердитый автор одной заметки  обрушил свой гнев на теоретические исследования в следующих словах: «С поползновениями же заниматься «наукой, ради науки», или, как теперь говорят «теоретическими работами», мы лично вели беспощадную борьбу. Старались, чтобы прокуратура была бдительной. Однако суды видимо сегодня заменяются диспутами в газете, а прокуроры – корреспондентами и академиками». Из таких слов ясно, что их автор испытывал тоску по тем временам, когда экспертами в делах науки были неутомимые работники судебных инстанций и бдительные деятели идеологии.

От перечисленных выше, далеко нередких оценок преимуществ прикладных исследований в сравнении с исследованиями теоретическими, будоражилось общественное мнение людей, далёких от науки. Появились разговоры о самоокупаемости науки. И всё это, если не очень задумываться. А задуматься есть над чем. И в первую очередь задумываться должны люди, занятые в науке. Ведь они в своё время изучали философию, в которой освещалось значение теории и практики. И история развития науки ими познавалась, начиная от школьной или студенческой скамьи. И всё вдруг мгновенно забывается, в угоду малограмотным мнениям людей, далёких от науки. Такая забывчивость непростительна!

Если заглянуть в дальнее и в не очень дальнее прошлое, то развитие науки шло тяжёлыми путями. Наука пробивалась через тьму невежества, через костры инквизиций, через всевозможные запреты…. К сожалению, пережитки этого нелёгкого прошлого сохранились и в наш просвещённый век.

Вернёмся к автору заметки в «Литературной газете». Наверное, своё послание в газету он писал не при свечке и коптилке, а при электрической лампе. И на работу он ездил, наверняка, на троллейбусе, а не верхом на ишаке. Электричество – оно так вошло в нашу повседневную жизнь! Но сердитый автор начисто забыл то, что изучал в школьные годы. Ведь опыты по изучению электрических явлений начались широко в первой половине 18 века и связаны с именами М.В.Ломоносова и Г.В.Рихмана в России, Б.Франклина в Америке. Смотрели люди, как Франклин запускал бумажный змей в облака, и называли его опыты дурацкими. В одном опасном опыте от электрического разряда погиб Г.В.Рихман. Получалась типичная наука для науки, без всякой практической пользы. И учёные-первопроходцы не могли даже предположить о грядущих возможностях электричества на пользу людям. Вот если бы таких «бездельников» в то время укрощали с помощью тюремного ведомства, то мы бы не ушли далеко от свечек и коптилок. Не всё так быстро достигается, как хотелось бы, не везде возможна сиюминутная отдача. Пока дошли до электрического освещения, прошло более ста лет «бесполезных» опытов.

Научно-технический прогресс во всех сферах нашей жизни определяется в первую очередь развитием фундаментальных наук теоретического порядка. Науки прикладного значения, т.е. направленные на решение практических задач повседневной жизни, в успехах своего развития опираются на достижения наук фундаментальных. Эта закономерность присуща и агрономической науке. Современная агрономия базируется на достижениях химии, биологии, ботаники, физики, биохимии и т.д. К примеру, не будь химии, не было бы агрохимии.

В начале XX-го века, учёные, специалисты по биохимии и физиологии растений, стали изучать химизм ростовых процессов. Были выделены из растений гормоны роста и определены другие их внутренние условия развития. Затем синтетическим путём были получены вещества, влияющие на ростовые процессы. И тогда выяснилось, что вещества, полученные синтетическим путём, в разных дозах и для разных видов растений оказывают неодинаковые действия, от стимулирования роста до полного уничтожения. На этой основе было налажено производство гербицидов системного (избирательного) действия. Это здесь всё умещается в несколько строк. На деле же этот путь от начала лабораторных исследований до применения химических прополок на полях длился полвека.

В 1675 году голландский учёный Антони Ван Левенгук, заглядывая в сконструированный им самим микроскоп, стал первооткрывателем микроорганизмов. Так началась наука – микробиология. Сам А. Левенгук был типичным кабинетным учёным, проводящим, как это принято говорить, оторванные от жизненных запросов, исследования. О самоокупаемости такой работы с микроскопом и речи быть не могло. Но что мы теперь имеем за триста с лишним лет развития микробиологии? Эта наука нашла практическое применение в весьма широком диапазоне: медицина, ветеринария, пищевая промышленность. Не осталась в стороне и агрономия. В качестве биологических мер борьбы с вредителями культурных растений применяются биологические препараты: энтобактерин, дендробацилин, интексин, боверин. С использованием микроорганизмов получены антибиотики, применяемые в борьбе с болезнями растений.

В сороковых годах в Советском Союзе началось выкорчёвывание генетики. Эта наука была признана не просто бесполезной основой для селекции, но даже реакционной. Появились статьи, в которых с политическими украшениями творился погром реакционного менделизма-морганизма. Автором такой кампании был академик Т.Д.Лысенко, у которого появились и единомышленники, как в научных рядах, так и вдалеке от науки. Насчёт бесполезности классической генетики заявления были изначально клеветническими. Ибо успешная селекция животных и растений во всём мире строилась именно на фундаментальных положениях этой генетики.

В новой генетике насаждалась умозрительная теория выведения новых сортов через направленное воспитание созданием внешних условий, в т.ч. и почвенного питания. Другой метод новой генетики – вегетативная гибридизация. Подразумевалось, что привитая веточка одного сорта, например томата, на другой сорт даст последующее изменение наследственности в будущем потомстве. И это вопреки всем фактам, что все новые сорта культурных растений во всём мире получались путём половой гибридизации, через мутации, через индивидуальный и массовый отбор. Вот, к примеру, данные, опубликованные в 1963 году. К тому времени в Советском Союзе было районировано 540 сортов и гибридов зерновых культур. Из них только 12 сортов, или 2,3% - считались выведенными методами той самой новой генетики. Но это происходило только по словам «новых» селекционеров. Другие селекционеры, как ни старались, не смогли получить ни одного сорта через новую генетику.

Польский писатель Станислав Ежи Лец писал: «Всегда найдутся эскимосы, которые выработают для жителей Африки советы, как вести себя во время жары». Уж где-где, а вокруг сельского хозяйства и сельскохозяйственной науки «эскимосов» всегда хватало с избытком. 

Её величество Делянка

К труженице агрономической науки – делянке в массовом сознании сложилось презрительное отношение. Делянки обзывают то грядками, то пятачками. При этом считается наиболее авторитетной постановка опытов на больших производственных площадях. Вот один из многочисленных примеров. В неоднократно изданной повести Г.Н.Троепольского «Кандидат наук» один из положительных персонажей, профессор Масловский произносит: «…перенести наши опыты на колхозное поле …. Поставьте опыты на большом массиве». Между тем, есть целые отрасли агрономической науки, когда основными местами работы являются мелкие делянки и даже помещения со стеклянной крышей.

Возьмём для примера селекцию. Как здесь размахнуться сразу на производственные масштабы, если новый сорт начинается с единственного колоса, а то и зерна. Вовсе не грешно полученные в ходе селекции особо ценные экземпляры растений размножать в условиях вегетационных домиков, или теплиц под стеклянной крышей. Почему не сразу в поле? А если град? А если грызуны? Да мало ли что может случиться с одиночным беззащитным растением в открытом поле? Селекционный вопрос венчается выходом на большие производственные площади через ряд ступеней: микроделянки, полевое размножение, государственное сортоиспытание и т.д. И на всё уходят годы и годы.

Первые граммы, а то и миллиграммы новых гербицидов и ядохимикатов надо первоначально проверять в лабораторных условиях не только с точки зрения защиты растений. Надо выявить возможные токсические влияния на людей и животных, влияние на качество продукции и на окружающую среду. И только после этого можно делать проверку в полевых условиях, чтобы ставить вопрос о промышленном производстве и о применении на больших полях. Из сказанного выше ясно, что не только микроделянки, но и лабораторные помещения в научных исследованиях могут быть необходимыми и ничем незаменимыми. Только не каждому автору фельетонов по силам это понимать.

Не будем отрицать, в производстве тоже есть место для исследований и творчества в определённых направлениях. Но надо ли противопоставлять производство научным учреждениям?

С пятидесятых годов, по мере расширения сети научных учреждений в разных зональных условиях стали испытываться возможности химизации земледелия. Вслед за этим всё больше стали применяться в производстве удобрения, гербициды и средства защиты растений от болезней и вредителей. Но наряду с одобрениями химизации стали высказываться и отрицательные мнения, к чему приложили руки дилетанты и люди вообще далёкие от агрономии. У кого-то были признаки отравления от арбуза, содержащего нитраты. На чьём-то огороде от удобрений завяла картошка. В некоторых совхозах после химических прополок были замечены угнетения растений в огородах и садах, находящихся недалеко от полей, на которых применялись гербициды. По приведённым отрицательным эпизодам химизации, а таких эпизодов было немало, весьма трудно выяснять причины виновности. В чём эти причины, в ошибочных научных рекомендациях, или в производственном бракодельстве и в халатности?

Минеральные удобрения многими воспринимаются, как нечто чужеродное, противоестественное. Но в химическом составе растений содержится  семьдесят четыре элемента, а это почти три четверти таблицы Менделеева. Но чаще всего для растений в дефиците находятся азот, фосфор и калий. А эти три элемента находятся не только в минеральных удобрениях, но и в естественных почвах, не тронутых никакими химизациями. Вопрос в другом. Всегда ли эти элементы находятся в нужном количестве и в нужных соотношениях для получения хороших урожаев. Кстати, в самом родном для нас органическом удобрении – навозе тоже содержатся и азот, и фосфор, и калий.

До абсурда можно довести всё что угодно. Если случается безграмотное применение химизации, без соблюдения сроков и дозирования, без принятия мер безопасности, без нужной пространственной изоляции и т.п., то надо ли из-за этого предавать анафеме и упразднять агрохимию и защиту растений, предметами которой являются энтомология и фитопатология.

Специалисты по токсикологии в Германии и Швейцарии довольно подробно анализировали сельскохозяйственную продукцию, выращенную с применением научно обоснованных химических средств. По токсикологическим показателям, т.е. по содержанию веществ, опасных для здоровья эта продукция оказывалась ничуть не хуже той, что выращивалась в условиях биологического земледелия, т.е. без химизации.

По данным журнала «Земледелие» №1 от 1992 года в Советском Союзе в среднем на гектар пашни вносилось120 кгминеральных удобрений.

Урожайность зерновых достигла 18 ц/га. В Голландии минеральные удобрения применялись в среднем до 800 кг/га. Урожайность зерновых при этом составляла 70 ц/га. Данных о повальных отравлениях голландцев нитратами найти не удалось. В том же журнале приведены данные о применении гербицидов и ядохимикатов (общее название – пестициды). В Советском Союзе пестицидами обрабатывалось 30-35% посевных площадей, в США – 90%, а в Японии все 100%. Продолжительность жизни людей: в СССР – 70 лет, в США – 75 лет, в Японии – 78 лет. Есть над чем задуматься.

Описанные в данной главе помехи развитию подлинной агрономической науки, критиканство в СМИ, исходящее от малосведущих авторов, - казалось бы всё это дела давно минувших дней. Но на этом плодились ложные понятия у целого поколения людей недавно завершившегося двадцатого века. Дай Бог, чтобы это не столь давнее прошлое было уроком на будущее. 

За дымовой завесой слов

Широки возможности слов. Слова могут быть носителями правды. Но слова могут быть и средством скрытия правды, путём фальшивой парадной шумихи, что подтверждается последующим цитированием в сопоставлении с фактами.

О том, что наше сельское хозяйство является самым передовым во всём мире, где только не писалось и не говорилось, начиная от учебников и кончая газетами. Но в более поздние годы, когда были обнародованы статистические данные, открылись отнюдь невесёлые показатели. В нашем, как считалось, наиболее технически оснащённом и механизированном сельском хозяйстве по состоянию на 1940 год на 1000 га. посевной площади приходилось 3,5 трактора. В США на такую же площадь приходилось 10 тракторов. А вот наши достижения по урожайности. За период 1909-1913 гг. средняя урожайность зерновых была 6,9 ц/га. За период 1936-1940гг. урожайность достигла только 7,6 ц/га, т.е. возросла только на 0,7 ц/га, проще сказать на 70 кг/га. Вот и вся цена наших «огромных достижений». При всех разговорных успехах мы в предвоенные годы по урожайности были далеко позади всех европейских стран, позади США и Канады. В этом есть и некоторые оправдательные причины. Во-первых, природные условия Советского Союза далеко не самые лучшие во всём мире. Во-вторых, не надо забывать, что двадцать лет после первой мировой, а затем и гражданской войны, это годы преодоления тяжёлой разрухи всего народного хозяйства. Но в чём нет оправдания, так это в том, что сельское хозяйство не имело в своём развитии подлинного научного обеспечения и базировалось на выдуманных теориях псевдонауки. От мифических достижений хлеб лучше не рос.

Устойчивый рост урожайности наметился, начиная с шестидесятых годов, когда наряду с постановкой собственных опытов стали основательно изучать достижения агрономической науки зарубежных стран и отходить от псевдонаучных учений Вильямса-Лысенко. Возросшее научное и техническое вооружение сельского хозяйства привело к заметному росту урожайности. Средняя урожайность зерновых культур в Советском Союзе за пятилетие 1986-1990 гг. составила 17,3 ц/га, т.е. превысила довоенный уровень в 2,3 раза. И это притом, что во многих хозяйствах ещё работали по старинке, не утруждаясь никакими новшествами.

Наряду с историей динамики урожайности попробуем разобраться в состоянии продовольственного обеспечения населения. В этом вопросе тоже хватало словесных маскировок для утаивания действительного положения дел. Ещё в 1934 году В.Р.Вильямс писал: «Главная проблема, которую мы в основном решили, это проблема получения зерна. Разрешение этой величайшей проблемы было связано с переходом мелких и мельчайших хозяйств в крупные коллективные хозяйства». (Том 7,стр.128). Тенденция к словесному решению продовольственной проблемы появилась у некоторых уважаемых авторов через сорок и более лет, после приведённого бодрого заявления Вильямса. В статье президента ВАСХНИЛ П.П.Лобанова («Литературная газета» от 23 февраля 1977г.) сказано: «Наш колхозный и совхозный хлеб выдержал беспримерное испытание четырёхлетней Отечественной войны. Фронт и тыл были обеспечены продовольствием.…  Вся история развития Советского государства свидетельствует о том, что наша страна может обеспечить себя зерном, в том числе пшеницей. Потенциальные ресурсы СССР в этой области огромны. Так что рассуждения отдельных западных экономистов о том, что Советский Союз не в состоянии обеспечить себя пшеницей и рядом других продуктов, по меньшей мере, несостоятельны».

Не менее оптимистично писал в книге «Поле без плуга» (1981г.) Ф.Т.Моргун, первый секретарь Полтавского обкома КПСС, который ранее, в 1964-65 гг. возглавлял Целинное краевое управление сельского хозяйства. В его книге на стр.223-224 сказано о состоянии сельского хозяйства в предвоенные годы: «В течение нескольких лет была осуществлена техническая реконструкция села, наведён порядок в агротехнике. Всё это способствовало росту урожаев. Уже в предвоенные годы продовольственная проблема в стране была решена». Судя по содержанию приведённых трёх цитат можно подумать, что по состоянию продовольственного обеспечения в предвоенные годы люди жили да радовались. Если бы это было так….

В 1934 году, когда Вильямс писал об уже решённой проблеме получения зерна, в стране ещё не улеглись последствия страшных голодных годов 1932 и 1933-го. У людей моего поколения, т.е. перешагнувших рубеж восьмидесятилетнего возраста, в предвоенные годы половина жизни проходила в длинных очередях за хлебом. Тем более писать о продовольственном обеспечении в годы войны…. Было это обеспечение, но по таким нормам, которые правильнее было бы назвать голодными нормами. Нашей спасительницей была картошка на сельских и городских огородах. Ей низкий поклон. Кстати и в послевоенные годы не сразу утряслись хлебные дела. Длинные очереди за хлебом прекратились только в пятидесятые годы, после освоения целинных земель и закупок зерна из-за границы. Как сообщалось в газетах, по состоянию на 1989 год, потребность Советского Союза в зерне примерно на одну треть покрывалась за счёт импорта. От 1989 года снова вернёмся в пятидесятые годы с шумом высоких обязательств. 

Почему не перегнали Америку? 

Как я уже писал ранее, немало в нашей жизни было всяких починов, которые громко появлялись, но тихо уходили в небытиё. Например, были модными обязательства получать высокие урожаи независимо от погоды. Но чудес на свете не бывает. Поэтому даже в хозяйствах с высокой культурой земледелия и при вполне хороших урожаях продуктивность полей колеблется по годам, независимо от каких бы то ни было обязательств.

В пятидесятые годы энтузиазм отдельных бригад и хозяйств показался недостаточным. Поэтому на всесоюзном уровне был провозглашён лозунг – догнать и перегнать Америку по производству продукции сельского хозяйства на душу населения! Этот лозунг активно поддерживался аплодисментами и идейными соображениями, но был вдалеке от науки. В конце концов, и этот шумный почин постепенно заглох, что и надо было бы предвидеть, прежде чем словесно перегонять Америку.

В США считаются засушливыми районы, где годовая сумма осадков находится в пределах от 400 до 700мм. Для нас же подобное состояние считается благоприятным. И ещё, годных для сельского хозяйства земель, где годовая сумма осадков больше 700мм. В Советском Союзе было всего 7%, а в США такие земли занимают свыше двух третей в сельскохозяйственном использовании. И тепловые условия там намного лучше наших.

Пришло время и разобрались, что в США природные возможности намного лучше, чем у нас. Оказывается, в США считаются засушливыми районы, где годовая сумма осадков находится в пределах от 400 до 700мм. Для нас же подобное состояние считается благоприятным. И ещё, годных для сельского хозяйства земель, где годовая сумма осадков больше 700мм. В Советском Союзе было всего 7%, а в США такие земли занимают свыше двух третей в сельскохозяйственном использовании. И тепловые условия там намного лучше наших. Степные провинции Канады, которые нередко сравнивают с Северным Казахстаном, по условиям влагообеспечения более благоприятны. Годовая сумма осадков в Канаде (средняя из 9 метеопунктов) составляет 410мм. У нас же в Северном Казахстане годовая сумма осадков (средняя из 12 метеопунктов) всего 291мм. За тёплый период апрель – август в тех же степных провинциях Канады сумма осадков 243мм., тогда как в Северном Казахстане только 175мм. Хоть в масштабе бывшего Советского Союза, хоть в пределах Казахстана, нашим хлеборобам хлеб даётся намного дороже и труднее, нежели в США и Канаде.

Многие слова и понятия стали настолько привычными, что за ними часто терялся конкретный смысл. Связь науки с производством, самоокупаемость науки, единство науки и производства, помощь науки производству, - ох и много же об этом говорилось и писалось!

В газете «Правда» в 1962 году (точная дата мною утеряна) была опубликована статья «Целина зовёт учёных». Авторы статьи - три директора совхозов. В этой статье было сказано о «бесплодности работы Института зернового хозяйства». Далее «Институт засорил свои поля, занимает большие площади под чистыми парами». В том же году на краевом агрономическом совещании один главный агроном совхоза высказал претензии к науке о том, что «до сих пор не разработана до конца местная система земледелия». Много тогда было и сказано, и написано в духе упрёков в адрес научных учреждений, чему и приведено два этих примера. И всё это притом, что Институт зернового хозяйства и опытные станции только четыре года тому назад приступили к работе, при неукомплектованности кадрами, при ещё недостаточной материальной базе для развёртывания исследовательской работы. Насчёт засорённости полей Института зернового хозяйства могу уточнить. Землепользование опытного хозяйства института было организовано за счёт части земель совхоза им. КазЦИКа и за счёт полной передачи всех полей колхоза им. Жданова.

Так вот, большинство полей было в безобразном состоянии по засорённости. Утверждаю это потому, что собственноручно с 1958 по 1963 гг. проводил картирование полей института по балловой оценке засорённости. Институт не засорил поля, а наводил порядок на них после прежних хозяев, которые на землепользовании расплодили сорные джунгли. Требовать от научных учреждений, только начинающих работу, скорострельную выдачу полностью скомплектованной системы земледелия – это, по меньшей мере, несерьёзно. Ведь система земледелия это широкий комплекс: севообороты, состав культур, обработка почвы, удобрения, защита растений, противоэрозионные меры, регулирование водного режима. Всё это требует интенсивной исследовательской работы не менее как по двум ротациям севооборотов, т.е. 10-12 лет. Изобретать же систему земледелия по «диалектическим соображениям», как это делал В.Р.Вильямс, значит делать пародию науки. 

О внедрении почвозащитной системы земледелия 

Несмотря на все претензии на тему «бесплодности» работы, в Институте зернового хозяйства была  разработана почвозащитная система земледелия, а в 1972 году коллектив учёных был удостоен Ленинской премии. Исследования по освоению элементов почвозащитного земледелия проводились не только в Северном Казахстане, но и в Сибири, и в Европейской части СССР.

Чем можно объяснить жизнеспособность почвозащитной системы земледелия на территории от сухих степей, до лесостепей включительно? В тех хозяйствах, где осваивались приёмы этой системы, на деле убедились в её эффективности. Были и конечно будут какие-то усовершенствования, что вполне нормально. Всё дело в том, что ни одна из предшествующих систем земледелия не прошла такой массовой проверки длительными сроками в многочисленных опытах с широким территориальным охватом, как это было с разработкой почвозащитной системы.

В классических странах «загнивающего» капитализма, т.е. в США и Канаде законы о защите и охране почв были приняты в 1935 году. У нас же Постановление ЦК КПСС и Совета Министров «О неотложных мерах по защите почв от ветровой и водной эрозии» вышло только 20 марта 1967 года.

К сожалению, внедрение почвозащитных технологий в производство во многих случаях велось недопустимо медленно, хотя давным-давно были основания для тревоги. За 25 лет (1945-1970гг.) в Краснодарском крае сильные пыльные бури происходили 7 раз. В степях Украины пыльные бури в каждом десятилетии повторялись от 2 до 6 раз. 2-7 января 1969 года в Краснодарском и Ставропольском краях, и в Ростовской области пыльные бури полностью уничтожили озимые на площади 820 тыс.га. Сильные повреждения были на площади 634 тыс.га. Особо не повезло Ставрополью. В этом крае, последующие за январём ураганы погубили почти все посевы озимых. И в то же время, Черкесский сортоучасток, благодаря почвозащитным технологиям получил урожайность пшеницы 80 (восемьдесят!) ц/га. И урожайность эта получена не в цветочном горшке, а на той же земле, под тем же небом, при тех же ураганах. Разве этот факт не говорит об упущенных возможностях всего Ставрополья?

В классических странах «загнивающего» капитализма, т.е. в США и Канаде законы о защите и охране почв были приняты в 1935 году. У нас же Постановление ЦК КПСС и Совета Министров «О неотложных мерах по защите почв от ветровой и водной эрозии» вышло только 20 марта 1967 года. Но это постановление не дало ясности в вопросе о том, за кем конкретно закреплены права и обязанности инспектирования охраны почв и каковы меры ответственности землепользователей. Избитая словесная формула «мы все в ответе» всегда была дымовой завесой для прикрытия всеобщей безответственности. Факт для размышлений – в Канаде обработка эрозионно-опасных почв культиваторами-плоскорезами стала практиковаться с 1915 года, т.е. ещё за 20 лет до принятия закона о защите и охране почв.

Во всём мире экономисты утверждают, что самые выгодные вложения – это вложения в науку. Но окупаемость этих вложений не следует искать в самих научных учреждениях. Окупаемость науки определяется через внедрение её достижений в производство. А теперь попробуем разобраться, что значит внедрять научные разработки в производство. Внедрять, значит по-новому распоряжаться материальными и техническими средствами, по-новому строить технологические процессы, делать новые приобретения (семена, техника, химикаты и т.п.). Коротко говоря, внедрять, значит руководить производством с учётом научно-технического прогресса. Но этим правом облечены руководители и специалисты производства. Работники науки распорядительных прав для производства не имеют. Они могут быть пропагандистами и консультантами, и не более того. Потому все попытки заставить научных работников заниматься непосредственно внедренческой деятельностью оставались на бумаге, не выходя из словесного тумана. Жизнь на многих примерах показывала, что при инертности работников производства представители науки не в силах что-то изменить.

Вспомним хлопоты академика А.И.Бараева. Уж где он только не выступал, вплоть до республиканских и всесоюзных форумов. Везде слушали, везде одобряли, да не всегда и не везде спешили внедрять то, что было проверено в опытах, и имело экономическое обоснование. И, тем не менее, при всех трудностях внедрения и притом, что часто не все звенья почвозащитной системы соблюдались в должной мере, своё слово сказали сборы зерна.

В Казахстане за пятилетие 1961-1965гг. до широкого внедрения почвозащитных технологий производство зерна в среднем за год составляло 14,5млн. тонн. В дальнейшем, по мере возрастания площадей внедрения среднегодовые сборы зерна по пятилетиям были следующие: в 1966-1970гг. 20,6 млн.т.; в 1971-1975гг. 21,6 млн.т.; в 1976-1980гг. 27,5 млн. тонн. Таким образом, за пятнадцать лет проявились возможности ежегодных добавочных сборов зерна до 13 млн. тонн. Так в производстве окупаются вложения средств в науку. Подобное положение прослеживается и в отдельных хозяйствах, где активными инициаторами внедрения новшеств являются руководители и специалисты. В совхозе «Константиновский» Кокчетавской области за 11 лет (1961-1972гг.) урожайность зерновых возросла от 8,9 до 17,6ц/га. В совхозе «Андреевский» Целиноградской области за этот же период соответствующие показатели были от 8,2 до 22,7 ц/га. В совхозе «Златопольский» Кокчетавской области от пятилетия 1960-1965 гг. до пятилетия 1976-1980 гг. урожайность зерновых возросла от 6,9ц/га, до 21 ц/га, т.е. утроилась.

В Финляндии площадь пашни 2,6 млн.га. Для сравнения в Акмолинской области, до присоединения Кокчетавской области, площадь пашни составляла 3,2 млн.га. Тем не менее, при площади пашни меньше, чем в нашей области, в Финляндии работают по сельскохозяйственному профилю 9 (девять!) научно-исследовательских институтов и 14 (четырнадцать!) опытных станций...

Для размышлений о пользе вложения средств в развитие науки, сделаем экскурс за рубеж, в Финляндию 1990-х годов. В этой стране площадь пашни 2,6 млн.га. Для сравнения в Акмолинской области, до присоединения Кокчетавской области, площадь пашни составляла 3,2 млн.га. Тем не менее, при площади пашни меньше, чем в нашей области, в Финляндии работают по сельскохозяйственному профилю 9 (девять!) научно-исследовательских институтов и 14 (четырнадцать!) опытных станций. По нашим привычным меркам такая сеть научных учреждений при сравнительно небольшой площади пашни невольно выглядит вроде бы транжирством. В то же время урожайность зерновых в Финляндии составляет 23-24ц/га. А ведь там и почвы далеко не самые лучшие, а именно подзолистые и дерновоподзолистые. Впрочем, от выводов воздержусь. Приведённые данные – только для размышлений читателей.

(продолжение следует...)